Дорогой Даниил Александрович!
Не знаю, что Вам говорят Ваши ленинградцы, а мои минчане (и москвичи — звонят даже незнакомые москвичи, из «Иностранной литературы», напр.) хорошо про «Блокадную книгу» говорят.
Тем не менее я, получив «Новый мир», разорвал его на листы и стал заново все складывать — с учетом всех новых материалов, подобранных, расписанных за эти недели историй и деталей, которые сами просятся в первую книгу...
...Одним словом, перепечатаю, посмотрите, и тогда прикинем: что еще надо или чего не надо.
Привет Дому Вашему!

Дорогой Даниил Александрович!
...Перечитываю все новые и старые материалы и сортирую, что в кн-2, а что просится в 1-ую. Много для первой, очень ценного, что дополнит и даже вытеснит уже использованное.
Звонил Лазарев, Оскоцкий, Богомолов — благодарят от имени народа! И своего — тоже.
Будьте здоровы в своем доме!

Уважаемый Даниил Александрович!
Прочла — на одном дыхании — «Главы из блокадной книги», опубликованные в «Новом мире» № 12.

Сказать, что взволнована — ничего не сказать. Целиком захвачена воскресшими картинами тех дней, месяцев, лет… Ведь столько уже написано книг, столько снято кинофильмов, но при этом еще никто и никогда не написал то, что Вы — как жили и умирали в блокаду… И даже уверенности не было, что это когда-нибудь найдет выражение, и вот теперь это произошло. Тяжело читать, тяжело вспоминать (я лишилась сна), но радует, что это обнародовано, и то, что люди представляли абстрактно, теперь узнают — истинно. А представить быт ленинградцев в блокаду почти невозможно, так же, как и город в целом — без Ваших «глав». А как прекрасно и верно сказано, что в то тяжелое время у каждого был спаситель — «кто-то» и в то же время — ты сам.

Таких писем, как это, Вы получили, вероятно, много. Многие поймут и оценят Ваш труд, о масштабах которого можно только догадываться. Низкий поклон Вам и соавтору за него.
Сама я осталась в живых, главным образом, потому, что три года до войны не была никогда сыта, и чувство голода стало уже привычным состоянием.

В горький 1938 год мой отец — маршал Василий Константинович Блюхер и моя мать Галина Павловна Покровская — погибли… Я осталась совершенно одна.
В войну шагнула прямо со школьной скамьи (выпускной вечер был 21-го июня 1941 года!), когда все уже было утрачено — дом, родители, семья, доброе имя и даже сытость. Сразу с университетской молодежью уехали на оборонные работы в Новгород, Красное Село, Девяткино до конца октября, когда земля оледенела и кольцо замкнулось.

По возвращении в город познала все ужасы блокады, т. к. имела только служащую карточку и ничего более… После эвакуации Университета (весной 1942 года) работала в госпитале № 1170 (в Невской Лавре, куда шла железнодорожная ветка с фронта) до весны 1946 года, ибо наш госпиталь расформировался последним.

Не буду рассказывать о себе, все это миновало, как и другие тяжелые испытания, отпущенные жизнью, т. к. мои родители и я были реабилитированы только в 1956 году. Не хочу отвлекаться от главной мысли, ради которой пишу. Мне представляется очень важной Ваша работа по сбору блокадных материалов, их обработка и главное — опубликование. Важной и нужной для благополучного послевоенного поколения, которое должно знать в полной мере о беспримерной стойкости ленинградцев в Великую Отечественную войну, важной и для тех, кто пережил и выстоял. Вот поэтому я надеюсь, что «Главы» увидят свет отдельной книгой и очень бы хотела иметь эту книгу с авторскими автографами. Пользуюсь случаем поздравить Вас и Ваших близких с наступающим новым годом и пожелать всего самого доброго.

К вводной главе 1 книги: «Да тяжело вспоминать. Но еще больнее было бы, если б никому не нужно».
Кончались войны, о них рассказывали военные, историки, а народ помалкивал. И скоро забывали. А спросить их, простых. Но и там есть различная память, и она порой искажает истину — в самом низу. А есть ли, которая не искажается? Есть! Я убежден, что это память матерей, женская. Она уж войне не прощает ничего. Никаких иллюзий. Мы ее и записываем в основном — в деревнях, где погибали от рук карателей... И в Ленинграде.
Литература должна снова и снова напоминать, что нет красоты в войне, а жестокость, кровь, гадость. То, что так делал Толстой.
И помогать людям понимать себя: т. е. как незаметно ты, человек, можешь стать пушечным мясом. И из тебя извлекут потом и зверя, и садиста, и кого хочешь.
Последние наши работы — снова показать то, о чем литература забывать готова, — как жестока и отвратительна война...