Главным редактором издательства «Советский писатель», Ленинградского отделения, был Кондрашов Георгий Филимонович — бывший секретарь горкома партии. Городское секретарство вошло ему в плоть и кровь. Когда он получил нашу рукопись, то немедленно понес ее в обком партии. Два писателя именитых; так просто от них отказаться и запретить невозможно, нужны были какие-то ссылки, обоснование. Не знаю точно, но думаю, что эту рукопись или доклад об этой рукописи передали вплоть до первого секретаря обкома. И оттуда пришло следующее: «Вы развенчиваете подвиг Ленинграда; ваше дело — не страдания людей, а их мужество и стойкость, а вы смакуете ужасы». Таким образом, эта как бы резолюция обкома партии стала известной, конечно, дальше никакой речи об издании в Ленинграде уже и быть не могло.

…Когда кончили первую часть, мы попытались напечатать ее в ленинградских журналах. Нам сразу же вернули ее. Даже и объяснять не стали... Поехали в Москву, решили обратиться в лучший журнал того времени — в «Новый мир». Нам помогло то, что главный редактор Сергей Наровчатов был фронтовик и воевал на Ленинградском фронте. Диана Тевекелян ведала прозой. Они прочли и решили взять это, прекрасно понимая, как трудно будет. Действительно, номер с первой частью попал в цензуру, цензура сразу попросила всю рукопись и выдала нам шестьдесят пять изъятий, замечаний, требований... Надо сказать, что с помощью «Нового мира», Дианы Тевекелян, Сергея Наровчатова мы кое-что отстояли, но частично — пришлось смириться.

Когда готовились к публикации в «Новом мире» «Главы из блокадной книги», мы столкнулись с жесточайшим прессингом. Более чем полгода верстка, истребованная Старой площадью, лежала у кого-то там в столах. С трудом удалось вернуться к публикации…

Компромиссы. Компромиссы. Во всем. Делаем благое дело и сами вынуждены его портить. Уродуем «Блокадную книгу». Цензура бдит, за любым эпизодом (а этот эпизод — документ, крик души, дневник, записка, нередко пришедшая к нам с того света, автор умер от голода или погиб от снаряда), за любым эпизодом им чудится недооценка. Патриотизма блокадников, воли партии, ее всеобъемлющего влияния. Очень нужно, хочется, чтобы читатель не сомневался: даже в осажденном Ленинграде с его страшным бытом и дикими жертвами все равно все было под контролем. А как же! ...Но главное требование каждый раз одно: «Нужен светлый кусок. Люди же от души, искренне работали на победу, жертвовали собой». Кто спорит, конечно, от души. Чтобы покончить с адом, в котором оказались.