Случилось это примерно в декабре. ...Был большой мороз. Начался обстрел. Обстрел был очень сильный. Это улица Швецова, там дом был обстрелян... Дом тридцать шесть. Снаряд ушел как-то в окно... и в квартире разорвался... И вот первую дверь, на которую я напала на втором этаже, открыла. ...И только открыла, а эта Демина Катя... У нее на одной руке ребенок маленький, месяца три, может быть и меньше, а на второй — так поперек ног — лежит еще ребенок, мальчик, года четыре. Я подошла... А у нее, смотрю, половина головы оторвана осколком — вот так! Она мертвая. А этот ребенок, которому месяца два или три, не знаю, — живой! ...А тот, что на коленях лежит, мальчик, лет трех-четырех, этот мертвый... Ребеночек у нас долго находился: вот здесь дежурный приемный пункт был, вроде яслей... Мы много туда сдавали детей... Много ведь детей-то оставалось, очень много.

А первый мой спаситель? Я даже не помню его фамилии, но знаю (мы работали с ним вместе), что он был шофер. ...Его звали Саша. Очень симпатичный парень был. И вот как-то он приехал к одной женщине и решил забрать своего племянника. ...Вот они сидят за столом, какой-то сыр, как мыло, едят. А я лежу. Саша смотрит: «Кто это у тебя?» — «Да вот женщину нашли без сознания. Была бомбежка». А я-то его узнала, я так слабо-слабо говорю: «Саша!» Он так посмотрел, подошел ко мне и говорит: «Александра Михайловна! Это вы?» ...И вот он пошел на работу (а я там была списана как пропавшая без вести), пошел, сказал, где я. Ко мне пришли, потом уже на саночках доставили домой; больничный дали. А я уже умирала!