Не могу представить себе, какая тяжесть — работать с этими архивами, собирать их, создавать по ним выставку, работать над созданием книги, ‒ когда мне так тяжело уже от получаса, проведенного среди стендов, от нескольких минут, которые я держала эту книгу в руках. Пересыхает в горле и страшно продолжать молчать — вслед за теми, кто молчал, вслед за бабушками и дедушками, давно попросившими меня не расспрашивать об этом.
…Я встречала сверстников, не знавших о Блокаде ничего, кроме слова и года. Я рассказываю о ней неумело — родившись в XXI веке, я не знаю уже никого, кто мог бы рассказать мне об этих днях по собственной памяти. Но каждый раз, как я начинаю говорить о том, что знаю, рассказывать о спектакле Яны Туминой, зачитывать отрывки воспоминаний — я вижу и узнаю все те же приметы — пересохшее горло и широко раскрытые неплачущие глаза.
Я надеюсь, что людям, которые берут на себя тяжесть этой памяти, восстановление и исследование ее, хоть немного легче от гордости за людей, проходивших это, от чувства исполнения долга… И многие, с пересохшим горлом и широко раскрытыми глазами, понесут эту память дальше. Люди хотят знать.